Он сидел на берегу Бакинской бухты Каспия и смотрел вдаль, ожидая счастливого поворота своей тяжелой судьбы….Как Ассоль ждала своего принца — отважного капитана Грейа, так и он ждал свою любовь, вернее, перемены в тяжелой судьбе..
23 августа исполнилось 140 лет со дня рождения Александра Грина (Александр Степанович Гриневский: Вятская губерния Российской империи), русскому писателю-прозаику и поэту, представителю неоромантизма, автору философско-психологических, с элементами символической фантастики, произведений. Начал печататься в 1906 году, всего опубликовал около четырёхсот произведений. По его произведениям экранизировано около тридцати картин. Создатель вымышленной страны «Гринландия», в которой происходит действие многих его произведений, в том числе самых известных его романтических книг — романа «Бегущая по волнам» и феерии «Алые паруса», которая стала символом перемен, сбывшейся мечты, чуда, созданного собственными руками.
Александр Грин умер слишком рано, 8 июля 1932 году в Старом Крыму. Ему было всего 52 года. Если бы не смерть, то, может быть, он стал бы одним из наиболее своеобразных писателей, органически соединивших в своем творчестве действительность со свободным и смелым воображением. Свои книги Александр Грин населил миром веселых и смелых людей, прекрасной землей, полной чудесных лесов и солнца, не нанесенной на карту, и удивительными событиями. Хотя его реальность была далека от событий в этих произведениях. На протяжении своей жизни Александр побывал во многих городах, познав всю тяжесть жизни, перепробовав множество специальностей.
Представляем читателям Trend Life один из начальных периодов его жизни, который связан с Баку.
Александр был первенцем в семье, где были брат и две сестры. Саша научился читать в 6 лет, и первой его прочитанной книгой стала «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта. С детства Грин любил книги о мореплавателях и путешествиях. Мечтал уйти в море матросом и, движимый этой мечтой, делал попытки убежать из дома. Воспитание мальчика было непоследовательным — его то баловали, то строго наказывали, то бросали без присмотра. В 15 лет Саша остался без матери, умершей от туберкулёза. Отец женился во второй раз. Отношения Александра с мачехой были напряжёнными, и он поселился отдельно от новой семьи отца. В 1896 году, по окончании четырёхклассного Вятского городского училища, 16-летний Александр уехал в Одессу, решив стать моряком. Курсировал по маршруту Одесса – Батуми, один раз удалось побывать в египетской Александрии. Моряка из Грина не вышло, — он испытывал отвращение к монотонному матросскому труду. Поэтому через год вернулся в Вятку. А в июле 1898 года решил уехать на поиски счастья в Баку, где был нефтяной бум. Здесь он жил и работал с июля 1898 года до начала 1901 года. Но этот короткий период жизни навсегда остался в его памяти. В Баку он прибыл практически без денег, отработав свой проезд в качестве матроса на рейде Астрахань — Баку. Тогда ему было всего 18 лет…
В автобиографической повести Александр Грин вспоминал: «Теперь невозможно припомнить, почему меня тянуло в Баку. По-видимому, я рассчитывал снова плавать на пароходах. Насколько я сравнительно хорошо помню, что было в Одессе, настолько не всё ясно относительно Баку; хотя главное — холод и мрак этого отчаянно тяжелого года — удержаны памятью… В Баку я сошел на пристань, не зная, что делать. В ночлежный дом мне идти не хотелось, и, продав кое-что из одежды на так называемом Солдатском базаре, я поселился за рубль пятьдесят копеек в месяц у одного старика грузчика. Он жил с женой и маленьким, месяцев десяти, сыном. Одноэтажный дом, где я жил, находившийся вблизи Черного города, был построен большим квадратом и обнесен, по стороне двора, навесом на столбах. Тут было до тридцати квартир из одной-двух комнат, занимаемых рабочими, мастеровыми, старьевщиками…Прожив дня три грошами, вырученными за продажу своей скудной одежды, я уже имел вид настоящего босяка: ситцевая рубашка, старый картуз, бумажные коричневые брюки, опорки на ногах — вот всё, во что стал я одет. Я ходил на биржу поденщиков, где иногда получал работу».
В Баку Александр перепробовал много профессий — был рыбаком, кузнецом, маляром, землекопом, чернорабочим, грузчиком, работал в железнодорожных мастерских и морских доках, и даже принимал участие в тушении пожаров на нефтяных промыслах и забивании свай для вдающейся в море пристани (теперь это место — знаменитый Бульвар).
«На настиле, проложенном по концам уже вбитых в дно моря свай, стояло сооружение из двух вертикально поставленных бревен; между ними на канате поднимался ручным воротом массивный кусок чугуна. Когда этот груз поднимали к самому верху бревен, он срывался и бил тяжестью сорока пудов по концу вбиваемой сваи, отчего та сразу понижалась на вершок и более. Я вместе с другими крутил ворот. Плата была восемьдесят копеек в день, расчет по субботам. Подрядчик приносил деньги и четверть водки; мы выпивали по стакану водки и расходились. Работать у воды было очень приятно, не так жарко, и, главное, работа была тихая, механическая и однообразная».
Но все же ему пришлось покинуть съемный дом. Пока было тепло, ночевал где придется: в пустых котлах, лежавших возле заводов, на лесной пристани, под опрокинутыми лодками или просто где-нибудь под забором. А с наступлением холодных дней ночевал в благотворительном ночлежном доме.
«Плата взималась троякая: пять копеек в общей комнате, десять копеек в комнате тоже общей, но почище, и двадцать копеек в так называемой «дворянской», где были отдельные комнатки с бельем и одеялом. Но я ночевал за пятачок… За три копейки в ночлежной чайной давались фунт белого хлеба, чай и три куска сахара. Иногда, после голодного дня, это было моей единственной пищей плюс оставляемые на цинковых столах куски хлеба…Хроническое голодание вело к тому, что, заработав где-нибудь семьдесят-восемьдесят копеек, я не удерживался и проедал их. Иногда хотелось есть просто от скуки, от тоски шляться по порту, от бесцельного сидения на бревнах, на тротуарах. Та же скука заставляла проигрывать гроши в «орлянку» или базарную рулетку, где номера заменялись цветами секторов вертящегося кружка, или в лото — на оладьи; уплатив копейку, играющий вместе с другими игроками тянул из мешочка номер лото; чей номер был больше, тот получал десяток оладий. Попытки найти место матроса оканчивались неудачно; уж очень я был оборван и грязен. Раза два или три я нашел в пустых котлах, служивших мне иногда домом, большие куски брошенного черного хлеба и, понятно, съел их…Я подолгу сидел в харчевнях, ожидая, не оставит ли кто объедки, и, заметив добычу, подсаживался к тому столу, собирал куски хлеба, смазывал ими остатки соуса или борща. Также, купив сам хлеба, я входил в харчевню и, намазав хлеб горчицей, притом посолив, съедал свой, как это называлось «пашкет» (то есть паштет)».
Случайные заработки, нищенская жизнь и частые болезни привели юного Александра на грань душевного срыва, и, устроившись матросом в начале 1901 года на один из пароходов, решил вернуться домой. Затем были Урал, Пенза, Крым… 1906-1908 годы стали переломными в жизни Грина – он стал писателем.
А жизнь в Баку наложила жестокий отпечаток на Грина. Он стал печален, неразговорчив, а внешние следы бакинской жизни – преждевременная старость – остались у Грина навсегда… Внешность Грина говорила лучше слов о характере его жизни: это был необычайно худой, высокий и сутулый человек, с лицом, иссеченным тысячами морщин и шрамов, с усталыми глазами, загоравшимися прекрасным блеском только в минуты чтения или выдумывания необычайных рассказов. Но главное, по словам писателя, еще в самом юном возрасте в Баку он прошел большой урок жизни, и это так закалило его, что будущие трудности ему уже казались «мелким баловством».
